Сергей Александрович Крестовский – российский художник, иллюстратор. Родился в Москве в 1952 году. В 1978 году окончил Московский полиграфический институт (факультет художников книги). С 1979 года – член Союза художников СССР. С 2007 года – доцент кафедры «Иллюстрация и эстамп» Московского государственного университета печати имени Ивана Федорова.

Проиллюстрировал более 160 книг русской и зарубежной классики, изданных в России, Южной Корее, Италии. Имеет дипломы конкурса «Искусство книги» Госкомиздата РСФСР (1989, 1990, 1991), диплом журнала GRAPHIC (Цюрих, 1991), почетное звание лауреата Седьмой и Девятой Артиады народов России (2004, 2012).

Участвовал в 51 выставке (12 персональных). Впервые показал свои работы на выставке «Молодые художники в поездках по стране» (1979 год, Манеж, Москва). Работы художника находятся в музее Александра Невского (Новгород), музее народного творчества (Пенза), музее Чхунян (Намвон, Южная Корея), музее журнала GRAPHIC (Цюрих), в собрании галереи «Романов» (Москва), в частных коллекциях в России, США, Японии, Франции, Австрии, Южной Корее.

Награды: почетная грамота Министерства образования и науки РФ (2011), грамота МИД РФ, благодарственная грамота Президента РФ «За многолетнюю плодотворную творческую деятельность и вклад в культуру» (2014), почетная грамота Президента РФ «За заслуги в развитии отечественной культуры и искусства и многолетнюю, плодотворную творческую деятельность» (2018). В 2012 году снят фильм «Сказочные миры Крестовского» для телепрограммы «Педсовет».

Художник Королевства Сказки

Дети мира, посмотрев книжки, нарисованные этим художником, будут называть его «наш добрый сказочник дядя Сережа».

Когда эти дети вырастут и станут взрослыми, они посмотрят на его картины и скажут: «Да это же наш дядя Сережа! Он ничуть не изменился. Все такой же сказочник. Все такой же чистый сердцем, как ребенок».

Он знает о красоте чуть больше, чем другие. Может сосчитать ее поштучно: вот одна ниточка, которая скрутилась спиралью в пространстве и замерла навсегда, а вот три перышка, которые выпали из гусиного крыла и навсегда улетели в сказку, ну и шесть мыльных пузырьков, что вылетели из соломинки и уже никогда не лопнут. И вдали – на фоне темного космоса – одна маленькая светящаяся звездочка.

Выходец из славной московской династии художников, Сергей Крестовский внес в свое искусство благородство и атмосферу той теплой культуры, что сопутствовала духу русской высокородной семейственности, возникавшей под зеленой уютной лампой, вокруг которой собирались дети, и им кто-нибудь из взрослых читал хорошую книжку. Как правило, это была волшебная история Андерсена, или приключения Робинзона Крузо, или русские сказки. Эти добрые книжки были проиллюстрированы добрыми художниками – и дети получали разом «двойную порцию» добра. И запоминали и уносили в свое будущее не только волшебное содержание сказки. Нескольким поколениям детей, которым читали Андерсена, его волшебные новеллы запомнятся не только содержанием, но и теми видимыми образами, которые создал для них дядя Сережа.

Яркое впечатление и большая привлекательность работ Сергея Крестовского вызывается не только романтической приверженностью художника к сказочному миру, но и особенностями его художественного подхода к изображению духовного мира человека в иллюстрации, графической работе, в станковой живописи. Именно духовный мир человека является содержанием и лейтмотивом его произведений, и в отображения его на полотне, на бумаге, живописью, литографией, офортом Сергей Крестовский использует особенные, своеобразные подходы и приемы.

Это разноплановая «монтажная» композиция, помещение в картинке в едином сюрреалистическом пространстве изображения самых разных предметов реального мира, взятых в полифоническом звучании – капелек воды, птичьих пушинок, старинных замков вдалеке, башенных часов, рыцарских доспехов, острых наконечников копий, крысиной мордочки, гусиной головы. И все эти тщательно выписанные реалии мира представлены с иллюзорной достоверностью, поданы в самых разных ракурсах, с удивительными подробностями: почти разорванная, разлохмаченная нитка, совиный глаз, мерцающий из глубины рыцарского шлема, узорчатая накидка тореадора, птица Сирин, сидящая на радуге, Ангел, объявший своими крылами хорошенькую девчушку.

Книжные иллюстрации гуашью и акварелью, и живопись маслом, сложной техникой, и офорты, и гравюры Крестовского легко преодолевают «сопротивление материала» художественных средств и создают нечто истинно волшебное, мистическое, несомненно, устремленное к объемлющей нас гармонии мира. Но это – общее, надмирное, что пребывает в творчестве каждого истинного большого художника. А хотелось бы прочувствовать то человеческое содержание, что влечет нас к этому художнику и заставляет нас пристально вглядываться в его работы.

Это броская внешняя красота, красочность его картин, что еще издали изначально привлекает к себе наш взор. Картины призывают нас к себе своим особенным сиянием, словно прорвавшийся в наш мир луч из другого мира, где полыхает некий неугасимый светоч неземной красоты. Но когда подойдешь и внимательно, неспешно присмотришься к картинам этого художника, то увидишь, что вся она состоит из давно известных нам предметов, земных реалий и неземных символов, предметов и существ: ангелов, танцующих журавлей, злобных крыс, развеселых красноносых выпивох, из толстяков и худышек, из крутобедрых красоток, из падающих звезд и белоснежных лилий.

Представляется, что все это исполнено удивительно сильной и тонкой кистью, и какими-то неземными красками, какой-то запредельной небесной рукой. Но кисти тут самые обычные, беличьи и колонковые, а краски вполне обычные масляные, гуашевые и акварельные – магазинные. А руки тоже простые, человеческие, «дяди Сережины». Но со сверхчеловеческой точностью, вниманием переданы средствами живописи и рисования предметы и детали каждой картины, картинки, офортного листа. Приходится только изумляться такому буйному, невероятному смешению мистически безбрежного, сказочного удивительного мира – с чеканно точным изображением бесчисленных деталей в картинах и иллюстрациях Крестовского.

Он явил миру оригинальный, свойственный только ему (я не знаю других примеров) диапазон сюжетов, безбрежную широту фантастических, мистических, сказочных, символических мотивов. Русские сказки и былины, христианские и языческие, западноевропейская сказка («Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями»), корейские мотивы («Чхунян»), музыка («Моцарт. Реквием»), тавромахия («Чаша матадора»), античные мотивы, венецианские мотивы… И мощный цикл философских портретов. И все это исполнено в той же свободной манере, сведено в единую сюрреалистическую композицию самых лапидарных, тщательно исполненных реалистических элементов.

Картины и иллюстрации Крестовского символичны, мистичны, фантастичны, но скомпонованы на земных конкретных деталях, представляют собой компиляцию суперфантастического и квазиреалистического. Это плодотворное смешение свободного духа и конкретной материи. Объединяющим, объемлющим картины началом является вечно детская, поэтическая, внимающая сказкам и сочиняющая сказки, чистая душа «дяди Сережи» и уверенно держащая кисть и перо его твердая рука творца-художника, чье мастерство споспешествовало примирению, воссоединению, созданию единого эстетического композита реального и фантастического, духовного и материального.

Стиль художника своей сюрреалистической выписанностью деталей напоминает изобразительный подход искусства геральдистов: та же предельная отчеканенность формы, взятая отдельно из контекста природы какая-нибудь ее деталь, ветка ли дерева, его листок – и крупно «приближенная» к зрителю. При создании гербов, чеканке медалей или изготовлении гемм и барельефов так же, как и в геральдике, используется обобщенная форма, максимально выражающая самую суть изображающегося предмета, животного, цветка. То же самое во всех работах Крестовского – в иллюстрациях, картинах, гравюрах.

И некоторые его работы могли бы стать гербом – символом той или иной детской сказки, если рассматривать ее как дети: одна сказка – это одно отдельное самостоятельно существующее королевство.

Анатолий Ким,
русский прозаик, драматург и переводчик, сценарист